Но всего необъяснимее.

Даже ван Буден, хмуривший поначалу лоб, не без удовольствия выслушал обложка колкости Хладека, как просвещенный духовник порой не без удовольствия внимает остроумному богохульнику.
— Вы были и остаетесь упростителем,— без насмешки и без язвительности печать говорит он Хладеку,— но я мог бы поладить с вами. Дело в том, что вы всегда конкретны излишества. Видите ли, в эмиграции мне часто приходилось иметь дело с коммунистами-интеллигентами. II все они упрощают, кто больше, кто меньше. Но всего необъяснимее в моих товарищах по несчастью казалась мне их привычка на каждом шагу употреблять слово «конкретный», хотя сами они чрезвычайно редко прибегали к конкретной аргументации и предпочитали обходиться абстракциями в своей терминологии...— ван Буден отвесил Хладеку изысканный поклон и добавил не без иронии:
Те, кто участвовал в октябрьском перевороте 1917 года, были тогда расстреляны, или сосланы в концлагеря, которые они сами и создавали.
— Будучи духовным родственником Межлика-Совы и сознавая, что вы ждете от меня ответа именно как от такового, я хотел бы — и надеюсь, вы не осудите меня за это — осушить бокал в честь прекрасных сумерек... прекрасных совиных сумерек этого прекрасного дня...